Тайны северных имен. Савинские

534

Среди командиров Гижигинской крепости, вероятно, только Савинские могли похвастать своим благородным происхождением.

Правда, далеко не все.

Заглянув в формулярный список о службе сотника Давида (Давыда) Федоровича Савинского, мы видим подтверждение нашим словам: «Из дворян».

Но уже его собственный сын Федор Давыдович этим похвастать не может: у него в формулярном списке не рядовое, но и не благородное происхождение – «из унтер-офицерских детей».

По всей видимости, Давид Федорович мог претендовать на титул дворянина только лично, без права наследования, получив «за выслугу лет» чин сотника XII класса, что по Табелю о рангах Российской империи, равнялось не унтер- и даже не обер-, а штаб-офицерскому чину.

История Савинских весьма и весьма и поучительна, и интересна.

Первым, еще во времена Атласова отметился Лука Савинский, который участвовал и в казачьем бунте, завершившимся гибелью Владимира Атласова, покорением камчадалов из племени кыкша-ай и воссозданием Большерецкого острога, чтобы заслужить прощение за злодейское убийство вместе с Атласовым еще двух камчатских приказчиков, а, вслед за этим, и открытием новых земель – Курильских островов и покорением ее жителей – кура или курильцев, как еще один дар за свое кровавое преступление, а затем еще и соседних земель непокорных авачинских камчадалов, где большерецкие казаки стали жертвою собственной гордыни, обманувшись показным гостеприимством и не менее показной покорностью авачинских камчадалов, легко согласившихся с грозным требованием авачх – рыжебородых воинов с огненным оружием – о выплате дани пушниной – ясака и выдачи заложников – аманатов – из семьи вождя в знак покорности и мира.

Но не было ни покорности, ни мира…

В ту же ночь, напившись браги из «сладкой травы» – местной пучки – запертые в балагане вместе с заложниками-аманатами, авачхи был сожжены заново вместе с родниками вождя. Впоследствии, в память о сожженных, один из сыновей тойона получает имя Пиныч – Огонь или Огненный, а затем его имя переходи и на острожек, в котором жили представитель его рода, и на речку – приток Авачи, которая с той поры так и называется Пиначевой.

Отряд же казаков во главе со своим «воровским» или вольным атаманом Данилой Яковлевым сыном Анцыферовым Томским был полностью уничтожен. Погиб вместе с ним и остальными казаками, первооткрывателями Курильских островов, и Лука Савинский, оставив свой трагический след в камчатской истории.

Вот такое – трагическое – было начало.

И верно говорят, что трагическое, повторенное заново, превращается в фарс.

Волею или неволею судьбы братья Савинские в 1799 году прибыли на Камчатку в составе ланд-милицкого полка генерала Сомова, который, по замыслу высокого иркутского начальства, должен был быть не только расквартирован по всей огромной территории Камчатки и Охотоморья (Удском Верхне- и Нижнем Камчатских острогах и Гижигинской крепости), но и существовать на продовольственном самообеспечении, возделывая местную землю и получая соответствующую планам высокого начальства продукцию.

Первым сбежал с Камчатки, столкнувшись с реальностью проживания на полуострове, сам генерал Сомов.

Солдаты же расквартированного полка вели себя как бандиты, выживая каждый, как мог. А каждый мог выживать, не производя ничего, – только за счет грабежа и насилия местного коренное населения, которое с покорностью (на этот раз уже не ложной) сносило все тяготы и обиды, обрушившиеся на их головы, как ураган.

Чтобы не преувеличивать, но и не преуменьшать масштабы этого «сомовского поветрия» (вошедшего под таким именем в камчатскую историю), я процитирую Александра Степановича Сгибнева («Очерк главнейших исторических событий в Камчатке»)о том, что принял после бегства с Камчатки генерала Сомова новый командир Камчатского гарнизонного батальона (так теперь назывался бывший полк) генерал Павел Иванович Кошелев:

«Кошелев, приняв должность коменданта, открыл, что Сомов и большая часть его офицеров занимались казнокрадством и грабили солдат и обывателей. Принадлежащий нижним чинам провиант выписывался в расход и продавался частным лицам чрез посредство прикащиков Российско-Американской К^о. Все книги и счета были с фальшивыми расписками. Продавали казенный порох компании, которая сбывала его туземцам по баснословно высоким ценам».

А теперь самое главное из сочинения А.С. Сгибнева:

«Мы выше уже заметили, в каком бедственном положении нашел Кошелев камчатский баталион. Будучи сам честным человеком, он был чрезвычайно строг с чиновниками и офицерами, предававшимися от бездействия пьянству, взяточничеству и разврату. Крутые меры, принятые Кошелевым проти- ву их бесчинств, вооружили всех его подчиненных, которые составили заговор о тайном убийстве его. Во главе заговора стоял баталионный командир полковник Сибиряков, бывший вестовой Биллингса. Соучастники его были: майор Маников, капитан Батюшков, поручики: Соломка и Хитрово, прапорщик Хомяков, подпоручик Росторгуев, исправник Донин, купец Выходцев, мещанин Барнашев, отставные, выгнанные из службы Кошелевым: майор Козельский и подпоручик Ермолинский; аудитор Савинский и квартирмейстер Шелашников. Всего с нижними чинами 37 человек. Кошелев, будучи предупрежден об этом бунте преданными ему людьми и, убедясь в справедливости слухов о заговоре, арестовал всех заговорщиков, а Козельского, Шелашникова, Ермолинского, Расторгуева, Савинского, Выходцева заковал в кандалы. В комнатах, где заключались преступники, приказал заколотить окна, строго запретить впускать к ним посетителей, и сам приступил к производству следствия, донеся в то же время о всех своих распоряжениях генерал- губернатору.

Следствие это открыло еще и другой, более обширный заговор, заключавшийся в том, что нижние чины и жители Камчатки, любившие Кошелева за его честность, правдивость и гуманное с ними обращение, дали обещание вырезать всех заговорщиков, если они сделают Кошелеву хотя бы малейший вред».

Но у камчатских заговорщиков-офицеров – в отличие от генерала Кошелева (хотят он в недавнем прошлом был адъютантом самого М.И. Кутузова) – были высокие сибирские покровители и по итогам следствия, произведенного П. Кошелевым, под следствие м судом оказались не они, а он – высланный с Камчатки под караулом. Его, забегая вперед, четь и достоинство спасла Отечественная война 1812 года, вернувшая ему и чин, и награды, и доброе имя.

Конечно, он пытался бороться. Вот отрывок из письма, в котором он обвинял в ситуации на Камчатке самого генерал-губернатора Сибири И.Б. Пестеля и его «чиновную свиту»:

 «…что подобного рода несправедливое решение могло произойти только от того, что Пестель зять Биллингса, у которого полковник Сибиряков был вестовым и писарем, а потом возвышен в чинах за содействие Биллингсу красть и грабить всех в Камчатке. Поэтому, — писал он, — вам не хочется обвинить Сибирякова, имеющего к тому же протекцию у всесильной Российско-Американской К^о, будучи зятем правителя дел главного ея правления Зеленина (компания ненавидела Кошелева за арест прикащика и преследования ее злоупотреблений в Камчатке. — Авт.). Я, как человек честный, не боюсь вашего гнева и говорю вам правду, что вы самовольный властелин и пристрастны к моим противникам».

Роясь в архивных материалах, мне удалось найти характеристики, которые давал Кошелев камчатским офицерам, замешанных в злоупотреблениях, казнокрадстве и заговоре. Они даны в моем романе-исследовании «Встречь солнцу», здесь же я приведу только характеристику аудитора Савинского – старшего из трех братьев Савинских, которые служили в Камчатском гарнизонном батальоне – Петра Ивановича: «…предан пьянству, зараженный обидами и был уже разжалован из аудиторов без выслуги в рядовые, производил непозволительную в Камчатке торговлю, делал многие злоупотребления, ханжа, всегда старающийся управлять чужими умами и жить на счет себе ближнего и развращать».

Увы… «…30 марта 1808 г. граф Аракчеев уведомил Пестеля, что Государь Император Высочайше повелел: «Генерал-майора Кошелева по прибытии в Иркутск арестовать и препроводить в Петербург под присмотром, а всех арестованных в Камчатке офицеров освободить, не внося им в формуляр бытность их под судом».

Правда, Александр Степанович потом уточняет: «Не ушли также от суда и офицеры камчатского баталиона, которых Петровский [сменивший Кошелева командир Камчатского гарнизонного батальоны] оправдал по делу Кошелева. Все они оказались виновными в соучастии с Петровским в разных противозаконных действиях».

А вот каков результат размещение на Камчатке этого батальона в оценке очевидца врача Шпера, прибывшего на полуостров, чтобы спасти ее население от венерических болезней, занесенных солдатами батальона:

«Когда-то в Камчатке считалось до 50 000 туземцев, а теперь едва наберется 1 500! Кто этому причиною? Русские, внесшие на полуостров разврат и всякого рода болезни. В особенности же увеличилась там смертность с прибытием баталиона. В течение последних 8 лет умерла там по крайней мере пятая часть жителей. Кроме того, Камчатку превратили в страну ямщиков: беспрестанные посылки и переводы солдат, перевозка грузов и обозрения, которые чрезвычайно выгодны для обозревающих. Многие из офицеров и солдат имеют своих собак и разъезжают на них по полуострову для корыстных целей. Камчадалы безответны — провожают и кормят проезжающих на свой счет. Сколько ни запаси летом камчадал рыбы, все истратит зимою для прокормления чужих и своих собак, а весною голодует. Тогда начальство кричит — камчадал ленив и беспечен. А не думает того, что он отдает все, пока есть, да и не смеет поступить иначе, боясь побоев и наказания.

Для чего был приведен баталион в Камчатку? Если для усмирения жителей, то это лишнее, потому что загнанные и угнетенные камчадалы не в состоянии уже решиться на какую-либо отчаянную меру. Если для защиты гаваней, то бесполезно, потому что ни у одного солдата нет порядочного ружья, а гавани не имеют даже посредственных укреплений. Для того, отвечаем мы, чтобы истребить и жителей, и солдат!»

И вот уже последовала официальная записка в столицу:

«На содержание батальона, кроме находящихся в Камчатке 129 челов. казаков, в течение 10 лет употреблено 1 791 566 руб., не считая единовременных расходов. Но все эти затраты ничего не значат против того бедственного положения, до которого доведен теперь Якутский край. Еще до назначения в Камчатку батальона якуты чувствовали уже ощутительную тягость в доставке в Охотск провианта; но с прибытием батальона потребовалось ежегодно по нескольку десятков тысяч лошадей, большая часть которых пала на дороге по недостатку кормов и изнурения по непроходимому пути. В одном 1808 г. пало у них до 10 000 лошадей. Разоренные якуты отказались от подрядов, и их стали наряжать для перевозки провианта силою, заставляя выполнять эту повинность и бедных, и богатых.

Прежние опыты хлебопашества в Камчатке, кажется, достаточно убедили правительство в его невозможности; но, несмотря на это, приступили к новым опытам, и в больших размерах, стоивших казне громадных расходов. Военная же команда отняла у камчадалов их первобытную простоту, свободу и спокойствие. Словом, край упал до того, что не скоро может поправиться».

В 1812 году Камчатский гарнизонный батальон был упразднен. Все желающие выехать с Камчатки – выехали. Все желающие остаться здесь и продолжать служить либо в казачьей команде, либо в экипажной роте, либо на поселении, – остались.

Из трех братьев Савинских – многодетного старшего из братьев аудитора Петра Ивановича [сыновья: Иосиф (1803 г.р.), Александр (1805), Константин (1809), Павел (1810), дочь Ольга (1806)], среднего – унтер-офицера Федора Ивановича и младшего – прапорщика Алексея Ивановича [сын Алексей (1802 г.р.) и дочери Елена и Анна] Савинских остался лишь Федор Иванович [1778 г.р.], который был направлен в 3-ю – Гижигинскую сотню – Якутского городового пешего полка в чине пятидесятника в соответствии со своим былым унтер-офицерским чином в гарнизонном батальоне.

И вот тут начинается весьма интересное деление детей в соответствии с рангом их происхождения от одного и того же отца.

Петр Федорович родился в 1814 году, как «унтер-офицерский сын» и всю оставшуюся жизнь прослужил в Гижиге рядовым казаком.

Дмитрий Петрович родился спустя два года, когда отец еще не был сотником – и он числился только еще льготным казаком.

А вот Давид Федорович, родившийся в 1827/30 (в разных источниках разные даты) году, когда его отец был уже сотником – то есть обер-офицером XIV класса – сделал блестящую карьеру, будучи уже сыном не простого унтер-офицера, а дворянина.

В 19 (или даже в 16 лет) лет он начал службу в чине пятидесятника, когда его братья были простыми казаками.

А далее, читаем его формулярный список за 1892 год:

«Росту 2 аршина, 7 ½ вершка. Глаза карие, волосы и брови черные.

Указом Правительствующего Сената от 24 января 1874 года за № 322 произведен в хорунжие XIV класса со старшинством с 3 июня 1873 г.

Указом Правительствующего Сената от 16 сентября 1886 г. произведен за выслугу лет в сотники XII класса со старшинством с 6 марта 1886 г.

Переведен в Петропавловскую казачью команду в 1852 г.

В 1854 г. был в действительном сражении противу Англо-Французской эскадры, бомбардировавшей Петропавловский порт с 18 по 28 августа 1854 года и также находился при блокаде в оном же порте в 1855 г.

По предписанию Петропавловского окружного исправника от 5 декабря 1862 г. за № 588 назначен Управляющим Петропавловской казачьей командой.

9 июля 1888 г. назначен начальником двух сотенной Камчатской казачьей команды, включая и Гижигинскую сотню, где продолжал службу старший из братьев – Петр и его сын Семен.

Генерал-губернатором Приамурского края от 10 июня 1890 г. пожалован золотой медалью «За усердие» на Станиславской ленте для ношения на шее.

19 января 1891 года награжден орденом Станислава 3-й степени».

Впечатляет и список наследников и наследниц: Федор – 28 лет; Андрей – 26; Иван – 24; Давид – 20; Елена – 32; Ольга – 15; Екатерина – 11.

Столь же стремительная карьера была уготована и его старшему сыну Федору Давидовичу.

Но что-то не сложилось.

Читаем формулярный список за 1910 год:

«47 лет. Из унтер-офицерских казачьих детей. Уроженец Камчатской области города Петропавловск. На службу поступил в Петропавловскую казачью команду в 1881 г. По приказу Петропавловского окружного исправника в 1881 году был командирован на Командорский остров. Приказом Военного Губернатора Приморской области в 1885 году произведен в пятидесятники.

В 1893 году назначен и.д. Начальника Камчатской казачьей команды. В мае 1897 года приказом Петропавловского окружного начальника уволен с этой должности и командирован в Аян. ППриказом Начальника Петропавловского округа от 31 августа 1901 г. командирован частным командиром в Усть-Камчатск.

Приказом Начальника обороны Камчатки назначен командиром Усть-Камчатской дружины в мае 1905 г.

Имеет: серебряную медаль «За усердие» для ношения на шее.

На банте из государственных цветов за труды по первой всеобщей переписи в 1897 году темно-бронзовую медаль для ношения на груди.

Женат. Жена Анна Егоровне – 28 лет.

Дети: Давид – 7 лет; Екатерина – 2 л.; Федор – 1 год».

И вот еще один приказ в отношении братьев Федора и Давида Давидовичей Савинских за их участие в обороне Камчатки в период Русско-японской войны 1904-1905 гг. в составе Усть-Камчатской дружины:

Пятидесятник Камчатской казачьей команды Федор Давыдович Савинский, 43 года: «За распорядительность по формированию Усть-Камчатской дружины» представлен к званию зауряд-хорунжего.

Не посрамил славы героя обороны Петропавловского порта 1854 года и другой его сын – Давид Давидович:

…Урядник Камчатской казачьей команды Давид Давидович Савинский. Вероисповедания православного 33 лет – «Вынес во время бомбардировки из Управления все денежные книги, гербовые и другие знаки и бобров и в общем по службе неся труды по канцелярии, отличающийся особенным усердием и образцовой честностью», (имеет с 1905 г. серебряную медаль «За усердие» на Станиславской ленте для ношения груди), представлен к званию зауряд-хорунжего».

С Давидом отражали японскую агрессию братья Андрей и Иван Давидовичи

Под командой Федора Ивановича громили японцев на восточном побережье Камчатки его внучатые племянники, дети Викентия Дмитриевича, – казаки Николай и Иван, кантонист Алексей Викентьевичи Савинские, и племянник Федора Ивановича – брат Викентия – Александр Дмитриевич Савинский.

Наш род, по моему старшему дяде Петру Григорьевичу Вахрину/Петру Александровичу Полякову (это его биологический отец), дважды пересекся с Савинскими:

Савинская Параскева Дмитриевна (1866)

М. (с 12.01.1887) Поляков Дмитрий Семенович (1863), казак, участник обороны Камчатки в период Русско-японской войны 1904–1905 гг. [сын Семена Петровича, гижигинского казака]

Савинский Алексей Викентьевич (20.04. 1886 – 19.05.1932), участник обороны Камчатки в период Русско-японской войны 1904–1905 гг.

Ж. (с 08.01.1921) Полякова Мария Александровна (01.06. 1904 — 28.01. 1972), с. Усть-Камчатск, дочь казака Александра Семеновича Полякова и родная тетушка Петра Григорьевича.

К сожалению, жизнь Алексея Викентьевича оборвалась очень рано:

Савинский Алексей Викентьевич

Родился в 1883 г., Камчатская обл., Усть-Камчатский р-н, с. Усть-Камчатск; русский; малограмотный; был псаломщиком церкви.. Проживал: Камчатская обл., Усть-Камчатский р-н, с. Усть-Камчатск.
Арестован 20 марта 1932 г.
Приговорен: тройка при ПП ОГПУ Двк 19 мая 1932 г., обв.: по ст. 58-10 УК РСФСР.
Приговор: 3 года к ссылке в Западную Сибирь. Реабилитирован 21 февраля 1990 г. Реабилитирован заключением прокурора Камчатской обл. [Источник: База данных о жертвах репрессий Камчатской обл.]

Он был единственным в роду, кто был репрессирован. И не потому, что был казаком и из казачьего рода. Вина его была в другом, еще более враждебном Советской власти той эпохи, – он был служителем культа, псаломщиком Нижнекамчатской Успенской церкви – той самой, восстановлением которой я занимался в начале 1990-х годов и которая сегодня является старейшим на Камчатке памятником истории и культуры XIX века.

О другом же из Савинских в это же (12 августа 1939 года) время писала газета «Камчатская правда»:

«Нижнекамчатский колхоз “Путь Ленина” своим делегатом на выставку посылает председателя колхоза Савинского Давида Федоровича. С 1931 г. т. Савинский работает в колхозе. Прошел большую колхозную школу. По 1935 г. т. Савинский на колхозной рыбалке. В 1935 г. выдвинут колхозным счетоводом, где он проявил себя как хороший, способный, талантливый руководитель и хозяйственник. В этом году, как хорошему работнику, колхозники оказали большое доверие, избрав председателем колхоза. Вместе с собой тов. Савинский везет письмо колхозников великому вождю нашей партии Иосифу Виссарионовичу Сталину, единодушно принятое на колхозном собрании и подписанное колхозниками, в котором колхозники благодарят тов. Сталина и правительство за радостную колхозную жизнь».

Многое открывается неизвестного, и кажется совершенно не связанного с собственной твоей судьбой, когда начинаешь заниматься историей своего рода и перебирать, по листикам, те родовые веточки, о которых никогда прежде не только не знал, но даже и не подозревал.

Как не подозревал ни я, ни, может быть, и мой отец, что арендуя (по договоренности расплачиваясь часть собранного картофеля) огород у деда-инвалида Панкратовского (которого я и по имени-отчеству никогда не знал), теперь выясняется, что Андрей Александрович был не чужим, не посторонним нам человеком, а мужем дочери Ивана Викентьевича Савинского – Клавдии (1922 г.р.).

А родная дочь Федора Ивановича Савинского – Екатерина Федоровна, в замужестве за Афиногеном Васильевичем Гречениным, была матерью замечательного моего старшего друга, камчатского писателя, автора замечательной – очень доброй и искренной – книги «Осени светлая печаль» Федора Афиногеновича Греченина (1930 г.р.), который, к сожалению, буквально считанные дни не дожил до выхода из печати этой книги.

И, конечно же, не могу не сказать доброго слова в отношении моего еще одного хорошего друга – прямого потомка Давида Федоровича и Федора Давидовича Савинских, собирателя семейной летописи Савинских Валерия Иннокентьевича, сына Иннокентия Федоровича (младшего из его наследников, 1911 года рождения) Савинского, который многие годы проработал на Усть-Камчатском рыбоконсервном заводе.

А далекой прабабушкой Валерия Иннокентьевича была супруга, дочь пономаря Нижнекамчатской Успенской церкви Анна Егоровна Сновидова – потомок ссыльного за участие в подготовке дворцового переворота сержанта лейб-гвардии Измайловского полка, псковского дворянина, чей род породнился с тем самым Михаилом Илларионовичем Кутузовым, фельдмаршалом, у которого когда-то адъютантом был будущий командир Камчатского гарнизонного батальона генерал П.И. Кошелев, участие в заговоре против которого принимал аудитор, родной брат патриарха гижигинско-камчатского рода казаков Савинских Федора Ивановича Савинского.

Вот такие зигзаги родовых судеб способна выписывать нам жизнь…

Сергей Вахрин,
член Союза писателей России

Источник: камчадалы.ru